Эпоха вертится перед зеркалом. В поиске подходящих гипербол.
«Какая я? — жеманясь, спрашивает эпоха, разглядывая своё отражение. — Самая продвинутая? Самая героическая? Самая технологическая? Самая социальная? Самая информационная? Самая мудрая? Самая бурная?».
Она готова согласится и на: «Самая опасная. Самая гнилая. Самая больная. Самая изверившаяся. Самая порочная. Самая извращенная. Самая…».
Ответ может быть любым, но страстно желанен при этом эпитет «самая».
Надо хлопнуть эпоху по заднице и успокоить: «Не бойся, эпоха! Ты самая двусмысленная. То есть постмодернистская...».
В каждом резонансном скандале, в каждом событии, которое становится поводом для бурной общественной дискуссии, в каждой идеологической новинке, что влечет за себой массы, следует прежде всего искать совмещение двух и более противостоящих друг другу смыслов.
Мы живем в эпоху, когда православные авторы почитают Сталина и требуют его канонизировать, несмотря на убийство священников и разрушения церквей. В эпоху, когда выпускники особо специализированных российских учебных заведений одновременно высоко ценят белых офицеров и Дзержинского, который их расстреливал, достижения спецслужб и революционеров, но считают, что все революции — порождение иностранных денег, мировой закулисы, Госдепа и Британской империи. Мифы легко сосуществуют головах, заменяя собой знание истории и политическое мировоззрение.
